Транснациональный этос восточнославянской культуры
В этой статье раскрывается тема о значении славянской музыкально-цветовой символики для сохранения и укрепления психического (и шире – духовного) здоровья комплементарных славянских народов, и впервые вводим понятие «этос многонациональной восточнославянской культуры» или иначе «транснациональный этос культуры».
Напомним, что ЭТОС [v](греч. ethos) - термин античной философии, обозначающий характер какого-либо лица или явления; этос музыки, например, — ее внутренний строй и характер воздействия на человека. (Аналогично, и этос культуры – ее внутренний строй и характер воздействия на человека). Этос, как устойчивый нравственный характер, в античной философии часто противопоставлялся «пафосу» как душевному переживанию. Древние греки, а затем и римляне приписывали определенный этос музыкальным ладам. Например, ионийский и лидийский лады считались расслабляющими, а дорийский - свойственным благоразумным мужам-воинам. Мы полагаем, что в амфотерной славянской музыке находит свое выражение архетипический восточнославянский этос - транс-национальный[vi] характер (не столько этнический, сколько этический[vii]), которым могут обладать люди различных национальностей, сформировавшиеся на территории славянского суперэтноса, в условиях синергии[viii] комплементарных[ix] национальных культур.
На территории восточнославянского суперэтноса три комплементарные культуры – русская, украинская, белорусская - подобно христианской троице «неслиянны и нераздельны, они абсолютно самостоятельны, но взаимопроникают в личностном отношении любви», образуя в триединстве транснациональный этос культуры. Основными чертами транснационального этоса (характера) восточно-славянской[x] культуры являются: терпимость и достоинство, искренность и убежденность, простота и целостность, сила и великодушие. Транснациональному этосу присущи высокая духовность (вера и возвышенность), стремление к равноправию и справедливости, стремление к свободе (неприятие рабства[xi]), к миру и общественному согласию.
Для восточнославянского этоса характерна доминанта правополушарного, целостного, симультанного (единовременного), эмоционально-образного восприятия мира и художественного мышления, которая, впрочем, может при определенных условиях синергично дополняться левополушарным, сукцессивным (последовательным), рационально-логическим мышлением. Но, главное отличие восточнославянского этоса, которое нашло свое наиболее полное выражение в литературе, поэзии, музыке - это его смыслообразующая функция в мировой культуре (в отличие от целеполагающей функции рациональной западноевропейской культуры).
Вечный вопрос Семена Франка
Выдающийся русский, восточнославянский (по этосу культуры) философ и психолог Семен Людвигович Франк (1877-1950) в берлинский период эмиграции, в 1925 году, написал замечательную книгу «Смысл жизни». В этой весьма актуальной сегодня работе Франк уделил много внимания особенностям православной культуры в ее противопоставлении культуре западноевропейской. Мы более подробно рассмотрим эту тему во второй части нашей работы «Иммунитет православной культуры». А здесь, лишь приведем несколько характерных цитат из книги Семена Франка «Смысл жизни»[xii] (просим уважаемого читателя не путать русского философа С.Л.Франка с более известным в современной российской психологической науке, австрийским психологом и психотерапевтом Виктором Франклом[xiii], который вслед за С.Л.Франком также занимался проблемой смысла жизни):
«Русский человек страдает от бессмыслицы жизни. Он остро чувствует, что, если он просто "живет, как все" – ест, пьет, женится, трудится для пропитания семьи, даже веселится обычными земными радостями, он живет в туманном, бессмысленном водовороте, как щепка уносится течением времени, и перед лицом неизбежного конца жизни не знает, для чего он жил на свете. Он всем существом своим ощущает, что нужно не "просто жить", а жить для чего-то».
«По-видимому, умение "устраиваться в жизни", добывать жизненные блага, утверждать и расширять свою позицию в жизненной борьбе обратно пропорционально вниманию, уделяемому вопросу о "смысле жизни"… Поэтому мы, например, видим, что средний европеец, типичный западноевропейский "буржуа" (не в экономическом, а в духовном смысле слова) как будто совсем не интересуется более этим вопросом и потому перестал и нуждаться в религии, которая одна только дает на него ответ. Мы, русские, отчасти по своей натуре, отчасти, вероятно, по неустроенности и неналаженности нашей внешней, гражданской, бытовой и общественной жизни, и в прежние, "благополучные" времена отличались от западных европейцев тем, что больше мучились вопросом о смысле жизни или, точнее, более открыто мучились им, более признавались в своих мучениях».
«Не видим ли мы уже теперь, как многие русские люди, потеряв надежду на разрешение этого вопроса, либо тупеют и духовно замирают в будничных заботах о куске хлеба, либо кончают жизнь самоубийством, либо, наконец, нравственно умирают, от отчаяния становясь прожигателями жизни, идя на преступления и нравственное разложение ради самозабвения в буйных наслаждениях, пошлость и эфемерность которых сознает сама их охлажденная душа?»
Оказавшись в эмиграции, С.Л.Франк воочию узрел различие человека, сформировавшегося в западной и восточной (православной) культурах. Аргументируя свою точку зрения и обращаясь к русской литературе, С.Франк приводит классический пример: «Чехов описывает человека, который, всю жизнь живя будничными интересами в провинциальном городе, как все другие люди, лгал и притворялся, "играл роль" в "обществе", был занят "делами", погружен в мелкие интриги и заботы – и вдруг, неожиданно, однажды ночью, просыпается с тяжелым сердцебиением и в холодном поту. Что случилось? Случилось что-то ужасное – жизнь прошла, и жизни не было, потому что не было и нет в ней смысла!»
Завещание Чехова
Почему именно к Чехову, а не Толстому или Достоевскому апеллирует Семен Франк? Отвечая на этот вопрос, надо сказать, что также как Семен Франк (и мы с Вами, уважаемый читатель) Антон Павлович Чехов жил в эпоху перемен и действительно остро чувствовал трагическое столкновение традиционного восточнославянского этоса с западноевропейским; это «столкновение» особенно ярко отразилось в его последней, «итоговой» пьесе-завещании «Вишневый сад». Об этой гениальной, символически многозначной пьесе практически «все» сказано и написано. Но все же позволим себе добавить несколько штрихов, которые естественно проявляются в новом контексте. Думается, что Чеховский вишневый сад - это глубинный символ всей восточно-славянской культуры, которая в вечном самодвижении жизни связывает воедино наше прошлое и будущее. Весной сад цветет, к осени приносит плоды; зимой покрывается снегом и как бы умирает. Но с новой весной даже отмершие ветки дают свежие ростки и сад вновь наполняется пением птиц, запахами трав и цветов. В нем возрождается жизнь! И эту жизнь культивировали не только предки Раневских. Потому что Сад - архетипический образ-символ всей славянской культуры, которая существовала задолго до рождения Ани, Пети, Фирса, Лопахина, Раневской и других; в нем воплощен высший смысл жизни, который, собственно, и утрачивается персонажами пьесы под натиском либеральных, прагматически ценных, но обессмысливающих их жизнь целей.
Сам Вишневый сад – жертва и, наверное, единственный позитивный «образ-персонаж» пьесы. Под натиском западных прагматических целей Раневская жертвует Садом и вместе с ним продает смысл традиционной восточнославянской культуры. А для купца Лопахина (образ-символ «палача» цветущей культуры) вишневый сад (как и вся Россия) - всего лишь земля, которую можно разбить на участки и выгодно продать. (Знакомый принцип западного мышления: разделяй и властвуй). Вместе с вишневым садом прагматическая цель Лопахина убивает сакральный смысл российской и шире всей восточнославянской культуры. Другими словами, западные либерально-прагматические цели рубят под корень сакральный смысл восточнославянской культуры. Вырубая сад, топор прагматизма обрушивается на самое святое, что осталось у чеховских героев, на их единственную опору, на то, что связывало их друг с другом – историю и культуру. В этой амфотерной пьесе (и комической, и трагической одновременно) Чехов завещает нам, что самое страшное в жизни - это утрата самоидентичности, прерывающая живую связь времен - связь с предками и потомками, с национальной, а значит и общечеловеческой культурой. Как персонажи «Вишневого сада», теряя смыслообразующую красоту восточнославянского этоса, мы становимся трагикомическими самоубийцами, заблудившимися в бесконечных лабиринтах холодного прагматического мышления. Но существует какая-то удивительная сила чистоты и правды в славянской культуре, которая позволяет ей не только противостоять любым осквернениям, но, проходя периоды зимнего «анабиоза», как вишневому саду, возрождаться вновь из казалось бы отмерших веток, в еще более великолепной и зрелой красоте нового цветения.
Чехов предвидел не только долгую зиму восточнославянской культуры, но и возможность ее возрождения. В символическом пространстве Вишневого сада из-за стука лопахинских топоров, сквозь смех и слезы зрителей и персонажей, как будто слышится еще не сочиненная, едва уловимая музыка нового расцветающего Сада, которая соединит наше прошлое и будущее в грандиозном потоке бытия-сознания-времени славянской культуры.
Где гнездится птица счастья
Архетипическим восточнославянским этосом могут обладать люди различных национальностей, сформировавшиеся на территории славянского суперэтноса, в условиях синергии комплементарных национальных культур. Именно смыслообразующий транснациональный восточнославянский этос находит, на наш взгляд, адекватное выражение в амфотерной музыке.
В качестве весомого аргумента, подтверждающего гипотезу И.Мирошник об амфотерной музыке и музыкальной хиазме[xiv] ("крещении" радости и грусти), как модальном свойстве славянской души, нами отобраны и представлены в «Таблице амфотерной музыки» более 200 популярных восточнославянских [xv] песен, написанных в минорных тональностях, но, как правило, оптимистичных, светлых, по эмоциональной окраске. Отсюда и название этой статьи - «От чего мне так светло» - строка написанной в ми миноре популярной песни «Старый клен» (А. Пахмутова, М. Матусовский) из кинофильма "Девчата". Многие из представленных в таблице музыкальных произведений – это «песни-символы»: народные песни - корни родословного дерева восточнославянской культуры, которые содержат архетипические интонационные комплексы и «питают» славянское самосознание сквозь толщи столетий; бессмертные песни времен Отечественной войны и современные песни, которые сохранили культурные традиции и покорили наши сердца.
Однако, возвращаясь к теме предыдущей статьи, мы еще раз с сожалением должны отметить, что по т. н. «законченной системе цветотональных соответствий» В.М.Элькина[xvi], практически все эти песни (которые, по его выражению, «гнездятся» в минорных тональностях) окрашиваются темными красками (коричневой, серой, черной) и приобретают отрицательное архетипическое содержание. Например, любимые многими «Птица счастья» (А.Пахмутова - Н.Добронравов) и «Аист» (А. Островский - В. Семернин) «гнездятся», по В.М.Элькину, в наиболее мрачном, черно-коричневом цвето-тональном спектре, вместе с «Аппассионатой» и «Патетической сонатой» Бетховена. (См. Элькин В.М. Целительная магия музыки: Гармония цвета и звука в терапии болезней. СПб., с. 211).
Напомним, что под воздействием информационно-психологического вируса В.Элькина ВСЕ произведения, написанные в ля миноре, ре миноре, ми миноре, окрашиваются коричневым цветом и входят в соответствие со «звучащим архетипом» Элькина-Юнга: «отрицательный (бюрократ, фашист)». Серым, по В.Элькину, окрашиваются ВСЕ произведения, написанные в ля бемоль миноре, ми бемоль миноре, си бемоль миноре. И они соединяются с отрицательным архетипом Элькина-Юнга: «мать пожирающая». Черным цветом вирус Элькина окрашивает ВСЕ произведения, написанные в фа миноре, до миноре, соль миноре, ассоциируя их с еще одним отрицательным архетипом Юнга (по В.Элькину) – «агрессор».
По материалам: http://compsyther.narod.ru/SL_Future3_11.html#_Toc181615639
|
| Категория: Статьи о народной музыке | Добавил: admin (30.09.2012)
|
| Просмотров: 1380
| Рейтинг: 0.0/0 |
|
Меню сайта
|